Илья осмотрелся по сторонам. Он давно уже не бывал в таких магазинах: вертикальные полки с крупой, консервами и хлебом, два небольших морозильных ларя, занавеска в углу, отгородившая от покупателей столик с бухгалтерскими документами и табурет. На потолке висели две липкие ленты от мух, что сразу же вызвало у Ильи прилив злости: какие мухи в марте и какая вопиющая антисанитария! Продавец с табурета лениво смотрела на Илью, разве  что семечек демонстративно не щёлкала. Она не шелохнулась, когда Илья вошёл, и продолжала рассматривать его из-под крашеной чёлки, листая дешёвый журнал с кроссвордами.

 — Добрый день, подскажите, у вас можно купить свежее мясо?  — спросил Илья, рассматривая цены на продукты и морщась.

 — По вторникам на бойне забой с утра, к обеду нам привозят, — ответила продавщица.

 — Только по вторникам? — удивился Илья, — а если разберут покупатели?

 — Значит, будете без свинины.

 — А кур свежих можно купить?

Продавец со вздохом  закрыла журнал и встала с табуретки. Она оперлась на прилавок и сказала, растягивая слова:

• Не возим. У соседей покупайте, коли свои не бегают по двору.

 — А тут не продают?

 — Спросу нет!

Илья хотел было узнать про телятину, но  прикусил язык. Ответ он знал заранее.

 — Булку хлеба, батон, спички, докторской колбасы полкилограмма.

 — Так вам булку или хлеб? — уточнила продавец, хмыкнув. Илья ответил, что ему нужна именно буханка хлеба. Он достал карточку, но продавец буркнула, что принимаются только наличные.

 — А почему бесконтактной оплаты нет? — начал терять терпение Илья, —что за средневековье?

 — Все вопросы к Ростелекому, отчего он нам интернет на этот край посёлка не протянул. Поедешь в центр, в банкомате сымешь и расплатишься, а  я пока в тетрадку запишу, — неприветливо пояснила продавец.

Она достала замусоленную тетрадку с бабочками на обложке и размашистой надписью «Должники».

 — Фамилия и адрес.

 — Коржов, Пионерская пятнадцать, — нехотя сказал Илья.

 — А, так это вы к Алевтине Петровне приехали? — спросила продавщица с интересом, — то-то я смотрю, что не нашенский. Из столицы, значит, притарахтели, вирус нам привезли. Ну, спасибо.

Илья решил не связываться, он дождался, когда его впишут в позорную тетрадку, и вышел из магазина. Вслед ему было сказано: «Понаехали».

Вечером к Илье пришёл участковый. Он постучал в дверь, неразборчиво представился и попросил Илью выйти наружу. Отойдя на приличествующую данному случаю социальную дистанцию, участковый с висящей за одним ухом медицинской маской зачитал правила пребывания приезжих в самоизоляции.

 — Сейчас произведём анкетирование: откуда, зачем и имел ли контакты, — сообщил он.

Илья вернулся в дом и набросил куртку, потому что вечерний прохладный воздух намекал, что не стоит находиться во дворе в футболке.

Пока участковый заполнял опросный лист, Илья пригляделся к нему.

 —Вы случайно не Костя Барабан? — спросил он, улыбаясь, узнавая старого знакомого.

 — Костя, — подтвердил участковый, — распишитесь в анкете.

 — Ёлки-палки, вот не ожидал, — удивлённо  сказал Илья, ставя закорючку на листе бумаги. Лист чуть не улетел в сторону сарая, но участковый придержал его ладонью, слегка примяв, — получается, вы Алёнкин брат, я вас совсем мелким помню.

 —А я вас — нет,  — ответил участковый хмуро, — ещё напоминаю о необходимости соблюдения режима самоизоляции и недопущения контактов, а вообще… Зря вы приехали.  И мать у вас престарелая…

 — А как там Алёнка? Наверное, замужем, дети? — спросил Илья, словно не замечая строгости участкового, который годился ему в младшие братья.

 — Пять лет назад похоронили Алёнку, — сообщил Костя и, козырнув, вышел за калитку.

У Ильи сразу упало настроение. Он вернулся в дом и, коротая время за чашкой чая, позвонил жене. Лена сообщила недовольным голосом, что собирается на дежурство, что   звонок  Ильи, как обычно не вовремя, что информации никакой нет, что плановый приём  отменили, и все теперь дежурят в инфекционном. На шутку, что скоро заражённых будут лечить  все  ортопеды и дантисты, Лена не отреагировала, и их разговор закончился ничем.

Коржов вымыл чашку и посмотрел в окно. В Икорце он не был  три года, и,  хотя с последнего его приезда ничего не изменилось, он чувствовал всё большее отчуждение от места, где родился, и от дома, в котором вырос. Его друзья-однокашники давно разъехались по стране, так что теперь в опустевшем посёлке ему и пива выпить-то было не с кем. Стариков же Илья не любил, потому избегал и соседей, и своих школьных учителей, которые тоже жили неподалёку. Невыносимой скукой веяло из каждого уголка посёлка и дома.

Илья послонялся по комнатам. Он вспоминал разговор с Леной и её недовольный тон, и сам себя вгонял в раздражение. Сев по-турецки на пол у книжных полок, вытащил подшивки «Роман-газеты», пролистал жёлтые страницы. Заметил стопку «Курьера Юнеско», такую же древнюю. Когда-то мама не разрешила разрезать эти журналы на коллажи. Илья не любил лишних вещей, ветхих книг и старых воспоминаний, поэтому сунул журналы на их законное место.

Вскоре с работы пришла  мать с блюдом в руках, а на нём  под полотенцем лежала половинка  пирога, из которой  уже просыпалась капустная начинка.

  — День рождения Галочки праздновали, ты её не знаешь! — вместо приветствия сказала она. — Девочки пошутили, что  вы там в своей столице нормальных пирогов и не ели. Гостинец передала тебе. 

Вечер медленно двигался к ночи.  Илья  завалился с ноутбуком на диван, но скорость интернета была такая, что ни один сайт не открывался. С нарастающим раздражением Илья выключил ноутбук и взял электронную книгу. Мать  позвала посмотреть по «Звезде» в очередной раз «Не бойся, я с тобой», но Илья сослался на головную боль.  «Что  со мной  будет после двух недель? А через месяц? Я тоже стану обсуждать всходы редиски у соседей, цены на молоко и отсутствие в аптеке парацетамола. А  ещё буду строить прогнозы об исчезновении соли и пшена вслед за дешёвой гречкой», — подумал Илья и лёг спать.

Наутро, после скорого завтрака, он собрался на кладбище, отговорив мать от поездки. «Ветрено, посиди дома, я сам уберу», — сказал Илья и, покидав в багажник грабли, топорик, рукавицы и ведро, поехал на другой край посёлка.

Последний раз он бывал на кладбище ещё в десятом классе, когда хоронили утонувшего одноклассника. Прислушавшись к себе, Илья решил, что ему всё-таки не стыдно. Пусть он и не присматривал за порядком на могилах бабки Дарьи и деда Митрофана,  это делала мать. Ограду красила, искусственные венки покупала.

Припарковавшись в пожухлой траве, оставшейся с прошлой осени, Илья двинулся к покосившимся воротам кладбища. Кое-где забора не было: то ли безбожники растащили по домам сетку-рабицу, то ли сдали её на пункт приёма вторчермета, но кладбище оказалось наполовину разгороженным. У ворот стоял бдительный участковый —Костя Барабан с пачкой бланков и рацией.

 — Так, — не поздоровавшись, сказал участковый и стал заполнять бланк протокола, — Коржов Илья Алексеевич. С какой целью, так сказать, пришли?

 — Как это с какой? — удивился Коржов, — что я — нехристь? Перед Пасхой убрать надо у родичей.

 —Ага, — удовлетворённо сказал Барабан, — нарушаете, значит, режим самоизоляции. Указ губернатора игнорируете.

 —Слушайте, — еле сдерживая себя, начал Коржов, —не надо до идиотизма ситуацию доводить.  Кроме нас с вами на кладбище никого нет! Вон, ни одной машины у ворот! Бабушек всех распугали.  Пустите, я пройду.

Барабан отошёл от ворот  и посмотрел Коржову  вслед, ничего не сказав, но на лице его светилась странная усмешка.

Илья, подавляя прилив злости, двинулся  по утоптанной дорожке между чужих могил. Коржовы  рядком были похоронены у  часовенки. Туда и лежал его путь. Илья шёл медленно, рассматривая фотографии на дешёвых металлических надгробьях  и гранитных памятниках.  Этих людей Илья не знал, но ему всё равно было грустно думать о том, что в каждом городе и в каждом селе на погостах  лежат миллиарды покойников. Они когда-то любили и страдали, ссорились и мирились, скучали и веселились, уповали на бога и надеялись на спасение. И вот когда судный день наступит, ведь на несчастной матушке-земле от воскресших людей ступить будет некуда. И будет стоять такой вот тупой Костя Барабан у ворот и переписывать всех выходящих с погоста.

Так, схоластически рассуждая, Илья набрёл на могилу Барабановой Елены. Она так и не изменила своей фамилии, а фотография на памятнике была старая, ещё школьная. Как должна была жить женщина, если в тридцать лет у неё не было ни одного приличного фотоснимка, с которого можно было изготовить на портрет для памятника? Мама говорила, что Елена спилась.  «Ну, покойся с миром, одноклассница, пусть тебе на том свете больше повезёт», — сказал себе под нос Илья и отправился дальше.

Левый бок часовни облупился, а штукатурка осыпалась. Толстый грач клевал булку, раскрошенную на ступеньках, косясь на Илью. Шумели ветки вымахавших кустов сирени с маленькими липкими листочками.

 Из часовни вышел батюшка в подряснике, поздоровался с Ильёй и пошёл по тропинке, скоро  скрывшись из виду. Коржов нашёл ряд могил и стал наводить порядок. Он  с остервенением выдрал из сухой земли пучки седой прошлогодней травы, вырубил побеги наглого черноклёна, потом принёс жёлтого песка и присыпал землю вокруг. Илья критически осмотрел скамейку и решил, что в этом году её красить совсем не обязательно, и только собрался уходить, как увидел бегущего к нему Костю Барабана. «Неужели подождать не мог, пока я вернусь к выходу? — подумал Илья со злостью, — горит  что ли этот протокол?»

 — Коржов, помощь нужна! — запыхавшись, крикнул участковый. —Там беда стряслась.

Путано объясняя и размахивая руками, он позвал за собой Илью. В конце тропинки, лицом вниз лежал священник. Костя Барабан перевернул его, и Илья увидел побагровевшее лицо и голубоватые белки закатившихся глаз.

 — Что  с ним? — спросил Илья, глупо уставившись на Костю.

 — Не знаю, я обход делал кладбища, переписывал, кто в нарушение предписания самоизоляции явился. Троих выявил, и вдруг увидел его. «Скорую» я вызвал, но она из района только через полчаса приедет. У нас же в ФАПе «скорой» нет.

Коржов и Барабан подняли священника и осторожно перенесли к выходу из кладбища. Илья увидел мотоцикл Барабана, на который раньше не обратил внимания. Неужели до сих пор есть такие мотоциклы с люлькой? Прямо как в фильме про Анискина, только, прости господи, в две тысячи двадцатом году! Поместив священника на заднем сидении автомобиля, Коржов и Барабан поехали в ФАП. По дороге Барабан, неожиданно почуяв в Илье своего, костерил, на чём свет стоит, руководство райотдела, которое заставило его дежурить у ворот кладбища, главврача с его оптимизацией кадров, сократившей персонал  «скорой» на ФАПе, и главу поселения за дороги.

Медсестра ФАПа, завидев мужчин, тащивших тело священника, заголосила, как по покойнику, но врач повела себя деловито. Священника уложили на кушетку, а Коржова и Барабана выпроводили на крыльцо. Барабан по телефону докладывал руководству о происшествии,  а Коржов, привалившись к стене ФАПа, пытался унять волнение. Он   покрутил головой и несколько раз глубоко вздохнул, потом сел на корточки, пытаясь сосредоточиться на чём-то простом.  Весна вступала в свои права: уже зеленели ветви лип и черёмух, покрылись благоухающими цветами абрикосы в палисадниках, свежая трава стелилась невысоким, но упругим ковром.

Илья смотрел на сельскую улицу: одноэтажные домики, разбитая дорога, детишки на трёхколёсных велосипедах, старый колодезный журавль...  Всё было ему чужим  и не находило отклика в его сердце. Он не испытывал восторга перед этими скромными красотами и не чувствовал щемящей нежности к давно оставленному им месту.

 —Знаешь чо, — неожиданно на «ты» обратился к нему участковый, — мне надо на кладбище вернуться. «Скорая» уже близко, заберут отца Евгения. Доктор сказала, что это сердечный приступ, мы успели батюшку привезти. А мне-то работать надо, подкинешь меня назад?

 — Я-то подкину, — в тон ему согласился Коржов, — а ты мне  протокол на подпись подсунешь.

 — Да ладно тебе, заактирую, что бланк протокола был испорчен, — хмыкнул Барабан, — мы ж нормальные люди, не то, что вы там, в столицах своих. Понимаем край.

Коржов не стал спорить с Барабаном и отвёз его на кладбище. Вспомнив, что оставил у часовни инвентарь, Илья вернулся к могилкам. Ни ведра, ни граблей не было. Растерянный Илья поискал вещи, но не обнаружил. Ругнувшись, он побрёл к выходу.

 —Слышишь, служивый, — с иронией сказал он Барабану, —у меня кто-то ведро и грабли спёр.

 —Ну, дела… — протянул  Барабан и хитро ухмыльнулся, — пиши заявление. Так, мол, и так, такого-то числа я, в нарушение режима самоизоляции, пошёл на кладбище с целью создания угрозы распространения коронавирусной инфекции, и там у меня неизвестные похитили ценный инвентарь: ведро б/у и грабли б/у, остаточной стоимостью пятьсот рублей.

Коржов махнул на него рукой, сел в автомобиль и поехал домой. Он не знал, стоит ли рассказывать матери о случившемся с ним сегодня. Могила Ленки Барабановой, украденные грабли и  ведро, священник с сердечным приступом, испорченный бланк протокола…

Дома, вымыв руки и лицо, Коржов поставил чайник на плиту. Зазвонил телефон, и он снял трубку.

 —Илья Алексеевич? — спросил неизвестный женский голос.

 —Да.

 — Это терапевт Синицына из ФАПа. Я хотела поблагодарить вас за отца Евгения, но вы так быстро уехали. Спасибо! Вовремя вы к нам из Москвы, не зря…